Прощание славянки. Александр Гутин

[Джина]

4

Реклама:

    Александр Гутин

 

У зеленого забора возле военкомата, Сема Зильберман, Боря Шустер и Юдик Белоцерковский играли «Прощание Славянки». Специально для этого случая все трое были одеты в белые косоворотки с расшитыми красным воротниками. Единственное отличие состояло в том, что Юдика, в отличие от остальных, косоворотку заправил в серые брюки и надел сверху атласную жилетку-бобочку.
Оркестр был мягко говоря экзотичным. И если труба Семы Зильбермана ни у кого сомнения не вызывала, впрочем, как и туба Немы Белоцерковского, то скрипка Бори Шустера то и дело норовила не санкционировано всплакнуть совсем по-семитски и сбивалась то на «Бублички», то на «Идишэ мамэ».
Музыканты очень старались, потели под теплыми лучами майского солнышка и делали грустные глаза, которые и без того были печальны по вполне понятным этническим причинам.
Из-за поворота показался клуб белесой придорожной пыли, внутри которого ехал газик военкома, чисто вымытый по причине торжественного случая.

 

Газик, присвистнув тормозами, остановился возле оркестра и из его пропахших бензином недр, вывалился очень грузный человек в майорской форме.
Военком Тарас Петрович Свинаренко посмотрел на прощающихся славян в лице оркестрантов и пробасил стоящему позади прапорщику:
-Егорыч, кажы цим музикантам, што с такими харями нехай грают Симь-сорок. И шо ты мне на призыв кожный разу приводишь цей анасамбль писни и пляски с синагоги на Лермонтова?
-Так, товарищ майор, нет других-то, где же я другой оркестр возьму?
В это время Боря Шустер, услышав пожелание военкома поклонился и стал старательно выводить на своей скрипке требуемые «семь-сорок». Сема Зильберман и Юдик Белоцерковский, переглянулись, кивнули друг другу и подхватили мелодию на трубе и тубе.
Майор, уже почти дошедший до крыльца военкомата побагровел, еще больше надулся животом и вытаращив светло-голубые глаза, заорал:
-Молчать, бисовы дити! Що зовсим голову втратили, израильские лазутчики?!!-и повернувшись прапорщику, лишь только крякнул, махнул досадливо рукой и скрылся в прохладных коридорах военкомата.
Оркестр осекся, труба Семы Зильбермана дала визгливого петуха и музыка затихла.
Но через минуту музыканты опять играли «Прощание Славянки», хотя Боря Шустер то и дело норовил перейти на «Койчен папиросы».

Мишу Фельдмана забрали в ПВО. Напрасно его мама Гита Наумовна уговаривала доктора Шварца сделать ему справку с туберкулезом. Гите Наумовне явно не повезло, у доктора Шварца как раз была комиссия из комитета здравоохранения области, поэтому он, смущенно сняв с глаз очки, виновато улыбнулся и сказал:
-Гита Наумовна, вы же знаете, как я уважаю вас и уважал вашего покойного мужа Зяму, но что я могу поделать, Гита Наумовна? Может вы потерпите до осеннего призыва, когда эти гоцн-поцн из здравоохранения вернутся к себе в областной центр?
-Доктор Шварц- ответила убитая горем Гита Наумовна- Я бы могла потерпеть хоть до зимнего призыва, но эти военные офицеры, они не будут терпеть даже три дня, им, этим военным офицерам для полной уверенности в неприступности границ, необходим мой Мишенька, мой маленький мальчик, который не умеет быть военным, а только умеет играть на виолончели и немножечко в шахматы.
Одним словом, в тот весенний призыв из-за корпоративных неурядиц доктора Шварца, в армию попали многие.

Мишу Фельдмана таки забрали в ПВО. В хлопчато-бумажной летней форме, на три размера большей, чем это было необходимо, в огромных же кирзовых сапогах и в пилотке, наползающей прямо на горбатый нос, Миша Фельдман смотрелся не то, чтобы не браво, а даже несколько печально, что в военной части радио-технических войск ПВО, расположенной в волжском городе Горький, его неоднократно спасало от гнева старослужащих.
Дело в том, что Миша Фельман выглядел так, как будто его минуту назад уже за что-то побили, и бить его еще раз, даже за дело, ни у кого не поворачивалась рука. Даже у злого киргизского сержанта Мурзабаева, которому чувство сострадания было чуждо генетически.
Миша Фельдман невообразимо страдал, маршируя заплетающимися ногами по плацу в самом конце шеренги своего взвода, и решительно не понимал, как ему, Мише Фельдману, жить в таких условиях дальше без виолончели и шахмат.
Кстати, о виолончели. Мише Фельдману помог случай.
Командир части, полковник Рагозин, был мужчиной хоть и грубоватым, но искусство ценил. По воскресеньям даже заставлял личный состав смотреть музыкальные программы по телевидению. Особенно ценил певца Кобзона, а из душевного, имел пристрастие к магнитофонным записям Аркадия Северного.
К классической музыке полковник Рагозин относился с религиозным преклонением, хоть сам ее и не слушал, в душе переживая за то, что вырос он в воронежской деревне и консерваториев не кончал.
Зато свою единственную дочь, полноватую и рябоватую девочку Наташу, с детства приобщал к высокому искусству. Однажды, по дороге домой, он приказал водителю остановиться возле музыкальной школы. Пробыв там с полчаса, вернулся в автомобиль, плюхнулся на заднее сиденье и не скрывая довольной улыбки, сказал водителю:
-Ну, все, Серега, Наташку в музыку записал. На эту, как ее, вилончель. Будет как этот, как его, ну... Гойко Митич.
Водитель удивленно вскинул брови в зеркале заднего вида:
-Так Гойко Митич вроде как Чунгачгук!
-А, точно- задумчиво ответил полковник- Не Гойко Митич, а этот...Растропович, вот. Хрен их поймет этих югославов.
Одним словом, теперь не понятно, какая сорока принесла полковнику Рагозину весть том, что у него в части служит настоящий виолончелист, но как только это произошло, жизнь Миши Фельдмана круто изменилась.
Полковник Рагозин оградил Мишу от всех бед и нарядов. Три раза в неделю, автомобиль, выезжающий из части за полковником, вез Мишу Фельдмана к нему домой, где Миша терпеливо пытался давать дополнительные уроки абсолютно не имевшей никакого слуха Наташе Рагозиной, искусству игре на инструменте.
Чтобы заполнить оставшееся от репетиторства время, Миша Фельман, был приписан к клубу, где либо спал на столе, покрытым бордовым бархатом бывшей кулисы, либо пытался настроить раздолбанное в хлам пианино, в котором, к слову, не хватало двух белых и трех черных клавиш.
Через несколько месяцев Миша Фельдман стал младшим сержантом, естественно по воле полковника Рагозина.
Неприятность произошла случайно.
Младший сержант Миша Фельдман, обычно никуда не выходил из дома полковника Рагозина, однажды все-таки решился на самовольную отлучку. Мише Фельдману очень понадобился конверт, чтобы написать очередное письмо маме Гите Наумовне, именно поэтому он вышел из дома полковника и направился к киоску «Союзпечать», где и собирался приобрести необходимое.
Не доходя ста метров до киоска, Миша Фельдман был остановлен патрулем, состоявшим из военнослужащих речфлота, внятного объяснения своему нахождению вне стен воинской части Миша Фельдман не имел, увольнительной тоже. Поэтому сопроводили младшего сержанта Мишу Фельдмана прямиком на гарнизонную гауптвахту, где и оставили на ближайшие пятнадцать суток.
Как младшего сержанта, на гауптвахте Мишу никто не беспокоил, поэтому на утренние разводы для получения работ, он и еще один сержант по фамилии Акопян, не выходили.
Но на четвертые сутки дежурным по гауптвахте заступил старший капитан Ховстов, очень высокий и уверенный в себе мужчина с постоянно смеющимися глазами и гладко выбритой головой под фуражкой с высокой тульей.
-А вы, голуби мои, чего на развод не пошли? Или вам физический труд во благо исправления и освобождения с чистой совестью, противопоказан?- обратился он к сидящим на на нарах Мише Фельдману и сержанту Акопяну.
Акопян вздохнул, молча поднялся и пошел к выходу, на развод. Миша Фельдман же, чувствуя несправедливость, очень деликатно заметил:
-Так товарищ Капитан, чтоб вы так знали, что сержанты, как младшие командиры, в работах не участвуют. И не то, чтобы я против, вы же знаете, что я только за, но Устав есть Устав, как бы вы там себе не думали.
Капитан заинтересованно посмотрел Мише в глаза, хохотнул и спросил:
-А вы, товарищ младший сержант..эээ...
-Младший сержант Фельдман, товарищ капитан.
-Ах, ну да, конечно, как же я не догадался! Конечно, Фельдман! Так вы, товарищ младший сержант Фельдман, утверждаете, что хорошо изучили воинский Устав?
-Ну, не то, чтобы хорошо, но кое-что таки знаю.
-Замечательно! Просто замечательно, товарищ мой дорогой младший сержант Фельдман!- неожиданно обрадовался капитан Хвостов- Так у меня есть для вас то, что вам надо! Вы же младший сержант?
Миша Фельдман кивнул, но спохватившись, ответил по уставу:
-Так точно!
-Вот и хорошо. Если младший сержант, то вы так сказать, младший командный состав, так?
-Так точно!
-Ну, если точно, так и пошли за мной, и чтобы ты мне был здоров.
Миша Фельдман отправился вслед за капитаном Хвостовом вглубь двора, где внутри покосившегося сарая с земляным полом, его ждала большая картонная коробка из-под телевизора «Лазурь».
-Вот, Фельдман- показал рукой на коробку капитан- Знакомься! Это Яшка.
Миша Фельдман нерешительно заглянул внутрь коробки из-под телевизора.
Внутри в мелких опилках сидел страшненький желтоклювый птенец.
-Это Яшка -повторил капитан- Он грачонок. Упал, понимаешь ли, из гнезда. Такая вот незадача. Жаль живое существо. Мы, как защитники Родины, обязаны заботиться и о ее живой природе. Потому, товарищ младший сержант, перед вами стоит важная стратегическая задача, выкормить его, как боевую единицу и поставить на крыло. Назначаю вас начальником живого уголка. Хотя нет, не по званию как-то. Будете командующим животноводческих войск, товарищ младший сержант Фельдман. Ведро и лопата в углу сарая. Поняли меня, прием?
-Так точно- ответил Миша Фельдман, пытаясь понять в чем тут подвох.
-Ах, да, самое главное- улыбнулся капитан Хвостов- Будет орать, набавлю трое суток. Ну, а если подохнет с голоду, вам, как провалившему задание, до дембеля отсюда не выйти.
После чего, капитан Хвостов щелкнув каблуками хромовых сапог, повернулся и удалился из сарая.
Выкопав за сараем несколько червей, Миша Фельдман брезгливо порубил их лопатой и сунул в раскрытый клюв Яшки.
Яшка просил еще. Миша выкопал еще. Опять порубил и опять сунул Яшке в клюв. Яшка не затыкался. Далее Миша уже червей не рубил.
Вскопав за сараем несколько соток глинозема, уничтожив всю популяцию червей в радиусе двадцати метров, Миша стал осваивать новую целину.
К вечеру над Мишей Фельдманом в открытую издевательски гоготал не только личный состав охраны гауптвахты, но и все арестованные на ней.
Как результат- полное отсутствие червей, которые видимо передали по подземному радио об опасности и ушли из ее эпицентра, стертые до кровавых мозолей руки младшего сержанта Фельдмана, и по прежнему орущий и желающий жрать, стратегический грачонок Яшка.
На следующий день в ход пошел хлеб и другие продукты, которые Миша Фельдман получал в паек. Червей не было вообще, было несколько пойманных мух, два кузнечика и один сомнительный жук.
Грачонок Яшка орал благим матом и требовал жрать.
Когда Миша Фельдман заснул, беспокойно ворочаясь на нарах, ему снился огромный желтый клюв Яшки, в который проваливались казарма, гауптвахта, штаб, капитан Хвостов, полковник Рогозин, его полноватая и рябоватая дочь Наташа вместе с виолончелью, да и сам Миша Фельдман.
Утром следующего дня к Мише подошел Вася Буянов, невысокий крепыш- сибиряк и сказал:
-Слышь, юннат, да что ты мучаешься? Возьми, растопи на спичках гуталин, влей этому птеродактилю в клюв, пусть дохнет. У него пузо распухнет, скажешь, перекормил. Иначе сам по ходу загнешься или Хвостов тебя самого грачу скормит.
Миша Фельдман очень устал быть командующим животноводческих войск, он люто возненавидел грачонка Яшку, но на такое изуверство он был явно не готов. Немного поразмыслив, и поняв, что тут либо он, либо его, Гриша попросил функцию палача взять на себя Васю Буянова, обещав заплатить за услуги килограммом пряников «Мятные» и тремя банками тушенки.
На следующий день, приговор был произведен в исполнение.

-Как умер?- огорченно спросил капитан Хвостов- Как? Правда что ли? Ну, как же так-то?
-Перекормил, товарищ капитан- скромно потупил взор Миша Фельдман.
Грачонок Яшка лежал на дне коробки из-под телевизора, у него был раздутый, как барабан живот и широко распахнутый клюв.
Капитан Хвостов присел на корточки и недоверчиво ткнул пальцев в пузо птенца:
-Мда. Действительно перекормил. Молодец, хотя и дурак. Зачем же так кормить было?
-Так я старался.
-Старался он... Переживаешь теперь небось?
-Очень, товарищ капитан.
-Ну, ладно, не дрейфь. Я тебе другого принесу. Их на аллее возле общаг каждый день с деревьев пачками падает.

Мишу Фельдмана спас полковник Рагозин. Заметив, что дочь Наташа уже два раза пропустила занятия с репетитором по причине отсутствия оного, полковник, что логично, поинтересовался местонахождением виолончелиста.
Разобравшись в ситуации, полковник послал за младшим сержантом Фельдманом, которого доставили в целости и сохранности на квартиру к полковнику для дальнейшего несения репетиторской службы, чем спасли от несения службы командующим животноводческих войск.

Пассажирский поезд прошипел и ткнувшись носом в вокзальную платформу, затих. Из девятого плацкартного вагона, на перрон спрыгнул Миша Фельдман. На нем была пригнанная по фигуре парадная форма сержанта радио-технических войск ПВО. В руках Миша Фельдман держал дерматиновый чемодан. Гита Наумовна запричитала и бросилась в объятья сыну. По ее морщинистой щеке озорно пробежала счастливая слеза.
На вокзале, возле серой бетонной стены Сема Зильберман, Боря Шустер и Юдик Белоцерковский играли «Прощание Славянки». Специально для этого случая все трое были одеты в белые косоворотки с расшитыми красным воротниками. Единственное отличие состояло в том, что Юдика, в отличие от остальных, косоворотку заправил в серые брюки и надел сверху атласную жилетку-бобочку.